Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но я всё же не могла сдаться без боя.
– Я очень чту ритуалы, мениэр. Но, если позволите, хочу предложить вам немного их изменить. – Любопытствующий взгляд Хилберта неожиданно меня обнадёжил. – Вы правы, мы оба устали за этот день. А потому можем сделать друг другу приятное. И ничем не нарушить традиции. Тёплой воды хватит на нас обоих.
Я указала взглядом на завёрнутый в полотенце кувшин, который стоял на столике рядом – из горлышка его ещё поднимался пар.
Показалось на миг, что Хилберт просто рассмеётся мне в лицо и явно не разделит моих взглядов на партнёрские отношения. Но раз уж я решила попробовать с ним подружиться, то почему бы не начать с мало-мальского равноправия?
Йонкер ожидаемо вскинул брови, всем своим видом выказывая недоумение.
– После сегодняшней склоки с мейси ван Стин, после всех ваших побегов вы предлагаете мне мыть вам ножки? Устали, значит? – Он стиснул пальцами подлокотники. – Отдохнёте – и за старое?
Каждое слово било меня по щекам, словно прутьями. Не согласится, конечно. Но, может, хотя бы меня освободит от ответных обязанностей? Со злости.
– Мне надоело видеть пренебрежение в ваших глазах, мениэр! Сейчас я, кажется, ваша жена.
– Моей женой должна была стать другая. – Снова под дых.
– Я в том не виновата!
– Это ещё как посмотреть.
– Если вы так считаете, то я не думаю, что обязана вам чем-то. И мир не рухнет от несоблюдения ритуалов, которые не нужны ни мне, ни вам.
– Так, значит… – Хилберт резко встал и прошёлся до столика. Опустил взгляд на кувшин и вздохнул.
А потом вдруг обернулся через плечо и уставился в пламя камина, словно хотел посмотреть на меня, но передумал. Кажется, злость постепенно отпускала его, и даже почудилось, что необходимость совместной ночи просто-напросто тяготит его, а потому он срывает раздражение на мне.
– Так что, мениэр? – Я постаралась вложить в тон как можно больше миролюбивости и улыбнулась, чувствуя, как дрожат губы.
Неизвестно отчего: от страха или пьяной мысли, что он, кажется, сомневается. Первым ответом мне стал долгий взгляд, которым Хилберт окинул меня с головы до самого края подола, что скрывал мои ноги. Между прочим, весьма красивые, как я успела рассмотреть раньше.
Он цыкнул тихо, закатывая глаза.
– Хорошо. Давайте попробуем. – И вернулся в кресло. – Только вы первая.
Хитрец, однако. Как бы не облапошил. Но выбора у меня, в общем-то, нет. Я подошла, чуть приподняв подол тяжёлого платья, откинула длинный шлейф и присела на одно колено, не сводя с Хилберта язвительного взгляда, надеясь, что от этого у него хотя бы в животе закрутит – а там, может, ночь эту придётся перенести. Хотя слабое утешение, конечно. Медленно стянула с йонкера один сапог, а за ним – другой, поставила нарочито аккуратно возле камина. Да хоть бы сгорели они, что ли! От пакостной мысли немного полегчало. Но никогда я не чувствовала себя так глупо.
Хилберт изволил слегка мне помочь: придвинул ближе таз с тёплой водой и висящим на крае полотенцем. Я вздохнула тихо, не в силах теперь поднять на него взгляд. Намочила ткань и обтёрла одну его ступню, невольно отметив её красивую, даже аккуратную форму, хоть, конечно, и не самого маленького размера. Затем обмыла другую – неспешно – и странное дело, занятие это вовсе не показалось таким уж принижающим моё достоинство. Было в этом что-то интимное, что настраивало на особый лад и протягивало как будто некую нить между супругами. Будь они ещё поближе знакомы…
– Теперь вы, – посмотрела на него исподлобья, закончив.
И быстро, пока он не передумал, села в кресло напротив. Мы посидели так немного, глядя друг на друга: неужто всё же обманул, согласился лишь для того, чтобы я заткнулась? В таком случае это фиаско.
Но Хилберт вдруг встал, снял камзол и повёл плечами, глядя на меня сверху вниз так, что щёки полыхнули жгучим румянцем. Взял таз и прямо босиком прошёл через комнату – выплеснул воду в умывальник. Я, будто в каком-то странном сне, неверяще наблюдала, как он наливает в него новую, как берёт чистое полотенце из комода.
– В конце концов, это тоже жизненный опыт, – пробормотал Хилберт, усаживаясь прямо на пол передо мной: как-то по-свойски, уютно скрестив ноги. – Только не знаю, для чего он пригодится мне дальше.
Я не сдержала улыбки и приподняла подол только немного – почему-то стало неловко. Никогда особо не скрывала свои ноги в юности. Да и потом носила юбки с удовольствием – только уже до колена. А тут лишь открыла щиколотки – и задохнулась от непрошеной стыдливости. Что за чудеса?
Йонкер склонил голову набок, оглядывая их внимательно, опустил полотенце в воду.
Как освободил меня от ботинок и чулок – я даже не заметила, а может, и забыла вмиг, потому что никогда не думала, что одно прикосновение мужской руки к обнажённой лодыжке пронзит меня будто лёгким электрическим разрядом. Антон часто касался моих ног, когда вечерами мы дома вместе усаживались на диване и мне удавалось положить их ему на колени. Он гладил, массировал и щекотал порой – чего уж. Но ни разу в те моменты я не испытывала таких ошеломляющих ощущений. Даже перед глазами помутилось. Может быть, просто от понимания, что так проникновенно меня трогает другой? Хоть и тело-то, строго говоря, не моё – а всё равно как будто через некую грань дозволенного и запретного переступаю. Хмельное и пугающее чувство.
Хилберт легонько обвел большим пальцем круглую косточку щиколотки, сжал, мягкими массирующими движениями поднимаясь всё выше, а затем плавно провёл ладонью до середины икры – и обратно вниз. Он словно приглядывался и размышлял, нравится ему увиденное или нет. Но в какой-то миг вдумчивого исследования словно одёрнул себя. И тогда его движения стали гораздо резче. Он ополоснул мои ступни торопливо, но ещё удерживаясь от откровенной халтуры, и бросил полотенце на кресло за своей спиной.
– Вы довольны? – спросил отчего-то хрипло.
– Вполне, – едва просипела я.
И до того сильно захотелось попросить, чтобы он не убирал руки, что я почти уже решилась. Но Хилберт поднялся, и мне пришлось тоже вставать. Я едва не задохнулась от того, как близко он оказался. Меня буквально разбило на осколки его пронзительным, чуть раздражённым взглядом. Конечно! После того, что пришлось делать, переступив через себя и вековые традиции. Но тут йонкер молча и быстро распустил шнуровку спереди на моём платье, ослабил её пальцами и парой рывков содрал верхний слой одежды с плеч, давая ему упасть к ногам. Я схватилась тут же за ворот нижней сорочки без рукавов, всерьёз опасаясь, что её постигнет более страшная участь. Но Хилберт резко опустил мои руки вдоль туловища.
– Даже животным нужно как-то возбудиться, – пояснил он, – прежде чем сношаться. Так что дайте на вас посмотреть. Того, что я увидел, очень мало.
Меня обдало яростным жаром с головы до ног. Ох, сейчас натворю глупостей… Я медленно вдохнула и выдохнула, усилием давя колыхнувшийся в груди гнев. Надо сосчитать до десяти. Раз, два…